«Знамя» публикует прозу Ржевской о Жукове, где говорится о беззакониях Сталина, Трифонов идет у них, два рассказа Искандера. Этот их номер верстался в августе, а вы в декабре продолжаете из романа все выскабливать!

Зазвонил телефон. Толя ушел в кабинет. С Баруздиным осталась я.

- Танюша, - стал он меня уговаривать, - повлияй на него! С его опытом - это всего два часа работы. Он стал просто психом.

- Еще бы! Он три месяца работал в вашем журнале, и крови из него попили достаточно! Вы обещали ему: «Две недели поработаешь с редактором. И все!» Где эти две недели?..

Рыбаков вернулся к столу. Баруздин снова вскочил.

- Толя, Толя, я хозяин журнала и делаю всегда то, что считаю нужным! Дай рукопись, я подпишу ее в набор.

Не смотри на мои замечания, оставь их себе!

Написал на рукописи: «В набор. Замечания, с которыми автор согласился, учтены». И расписался.

- Нет, - настоял Рыбаков, - выслушай меня до конца. То, что ты подписал рукопись в набор, не играет никакой юли. Твои заместители в цензуре меня продадут. Я вам не верю! Романа, считай, у вас нет. Он, конечно, нас с тобой крепко повязал, но расстаются и после многих лет супружества.

Двадцать второго декабря у наших ворот снова остановилась черная «Волга». Шофер занес новое письмо от Баруздина: «Дорогой Толя! С «Детьми» теперь все хорошо. У тебя не должно быть никаких опасений. Они идут у нас точно и верно. Будущий год будет «твой» и до некоторой степени и «мой».

Через два часа позвонила Смолянская:

- В журнале праздник - «Дети Арбата» ушли в набор!

Должна признаться: после прочтения той стенограммы заседания Политбюро Толя повинился перед Баруздиным, Теракопяном и Смолянской. У них были связаны руки, они сами находились под прессом.

Хорошо представляю себе, как накалялся воздух в той тесной и душной комнате, где они сидели с Рыбаковым над рукописью.