Больше всего свободного времени у нас было в Голландии. Тоже телевидение, тоже интервью, но нас хотя бы свозили в Саардам показать домик Петра Первого. Как этот великан мог умещаться на кровати для десятилетнего ребенка - непонятно. Оказывается, объясняет гид, тогда спали сидя.

Хотим перекусить. Какой-то прохожий останавливает нас: «Вы Рыбаков?» - «Да». - «Видел вас по телевизору. Хочу пожать вашу руку. Куда направляетесь?» - «В рыбный ресторан». - «Загляну туда». Приносит литровую бутылку водки: «Помните о Голландии, а мы будем помнить о вас».

После Италии мы приехали во Францию, прожили месяц в Париже в гостинице «Ленокс» на углу бульваров Распай и Монпарнас. Журналисты приходят в издательство «Альбен Мишель» - это в пяти минут хода от гостиницы. У меня - переводчица Ольга. Прошу ее: «Покажите мне медицинский факультет Сорбонны. Там познакомились мои родители». В глубине души надеюсь: вдруг они мне приснятся, подадут какой-то знак. Нет, не приснились. Отца так же, как и братьев, ни разу не видела во сне. Мама снилась иногда в том самом темном платье, в котором была похоронена. Но не о том речь впереди.

Рыбаков дает автографы в магазине русской книги «Глоб». Стоит огромная очередь. Многие покупают по нескольку экземпляров, чтобы отослать своим родственникам и друзьям в Советский Союз. У нас «Детей Арбата» купить трудно. Председатель Госкомиздата Ненашев говорил: «Чтобы насытить рынок этим романом, надо издать тридцать миллионов». А было издано десять с половиной. Мало для такой громадной страны.

Я жду Толю вместе с Каролем, известным в Париже журналистом, другом Евтушенко. Познакомилась с ним много лет назад, а потом, когда тот приезжал в Москву, познакомила его с Толей.

Кароль нервничает, поглядывает на часы. В ресторан на набережной Сены, куда он собирается нас повести, возможно, уже пришел его друг, с которым мы тоже знакомы. Неудобно. Но кто мог подумать, что продажа книги растянется на два с половиной часа?

Кароль - поляк. Был сослан в Сибирь с родителями, бежал оттуда в Ростов. Смутно припоминаю по рассказам Евтушенко, что Кароль сидел в нашей тюрьме, потом уехал в Польшу, а оттуда - в Париж.

- Анатолий, почему ты в романе сделал хорошим энкавэдэшника, Алферова? - В голосе недоумение.

- Я сделал его хорошим потому, - отвечает Толя, - что один такой энкавэдэшник помог Тане добраться до матери в лагерь. Я напишу об этом рассказ, у меня уже есть название: «Начальник поезда». И есть концовка: «Господи, прости этому человеку все его прегрешения за то, что он помог той девочке».

Та девочка, как вы, наверное, уже поняли, - это я. Мне четырнадцать лет.