Анатолий Рыбаков «Екатерина Воронина»

Предвечерний туман уже скрадывал детали картины, но вся она еще блестела и переливалась в ослепительном золоте заката.

Катя обежала судно. Все, как и в прошлом году. Хлопочет команда, готовясь к отвалу. На корме сидят и разговаривают женщины, сушится на веревках белье, бегают дети, из камбуза доносится вкусный запах борща и гречневой каши. Кок Елизавета Петровна так же плавно несет свое дородное, гибкое тело. Она босиком. У нее стройные ноги казачки с крепкими загорелыми икрами. Она улыбается Кате, обнажая два ряда белых блестящих зубов.

- Здравствуйте, Елизавета Петровна, - сухо отвечает Катя и идет дальше. Она не любит Елизавету Петровну.

Хлопочет и суетится первый штурман Сазонов, маленький, белобрысый, вечно озабоченный человек.

- Что хорошего, Александр Антоныч? - спрашивает его Катя.

- А что хорошего? - отвечает Сазонов. - Дождей нет, воды нет, будем раков давить.

И он жалуется на команду - понабрали кого попало, такой бестолковый народ, - и на пароходство: дали некомплектное обмундирование, брюки есть, фланелек нет, и отчетность усложнили, только и пишешь бумажки да составляешь отчеты, и в портах простои и безобразия.

Катя ищет своего приятеля, рулевого Илюхина, и находит его в кубрике. Он чинит ботинок. Сгорбленный человек лет под шестьдесят, с седоватыми усами. Сколько помнила себя Катя, Илюхин всегда плавал с отцом. Иногда на тихом, безопасном плесе давал Кате штурвал.

- Я к тебе завтра, Иван Иваныч, приду на вахту, - дипломатично сказала она.

- Чего же, приходи, - ответил Илюхин, продолжая починять ботинок. - Только вот вахтенный новый.

- Кто?