Анатолий Рыбаков «Екатерина Воронина»

Глава десятая

Николай Ермаков приехал в Горький в июне. Он был контужен в голову и демобилизован.

Они с Соней жили в больших корпусах нового, перед войной построенного портового поселка в пустой, еще не обжитой квартире. Катя не почувствовала в ней ни праздничности, ни той милой неустроенности, которая должна быть у молодоженов. Уже вечерело, но они не зажигали света. В комнате стоял тот вечерний полумрак, когда за окном еще чувствуются последние отблески солнца, улица еще шумит дневным шумом, а в комнате темно.

- Мать наша на работе, вот и сидим одни, - сказала Соня, с улыбкой поднимаясь навстречу Кате.

Николай, в пропотевшей гимнастерке и грубых сапогах, по-солдатски стриженный и обветренный, выглядел одним из тех рядовых пехоты, которых Катя хорошо знала по госпиталю. Он нервно подергивал большой стриженой головой, проводил по ней обеими руками от лба к затылку, точно приглаживая отсутствующие волосы, и Катя подумала, что он действительно тяжело болен и Соне нелегко придется. Его молчаливость, угрюмость тоже казались последствиями контузии.

Но Соня была, как всегда, беленькая, хорошенькая, оживленная.

- Сейчас мы тебя угостим, - сказала она, застилая стол скатертью, - уж извини, без вина. Николаю нельзя - так я решила: никакого дома не держать.

- Для гостей можно бы, - заметил Николай.

- Вот пусть она скажет. Правда, Катя? Ведь ты медицинский работник.

- Если уж не пить, то ни одной капли, а иначе и не стоит воздерживаться, - подтвердила Катя.

- Вот видишь, Коля, - сказала Соня, - значит, так и решили: год продержаться, как врач велел, а потом сколько хочешь!