Анатолий Рыбаков «Екатерина Воронина»

Когда кто-нибудь надоедал Ледневу вопросами, которые не решали главного, то есть выполнения плана, Леднев вставал, подводил просителя к карте и, одной рукой обнимая его за плечи, а другой водя по карте указкой, говорил:

- Смотри, друг… (Следовало имя и отчество.) Видишь, Волга… От моря до моря - десятки портов, сотни пристаней, тысячи судов, миллионы тонн грузов… Сейчас самый разгар навигации. Надо план выполнять, понимаешь, план! Ну, давай! - Он отчаянно взмахивал рукой. - Давай! Все бросим и займемся твоими делами… (Он называл самые незначительные из тех, с которыми пришел посетитель.) Ну, давай!

Подавленный посетитель что-то лепетал в ответ. Леднев брал его за пуговицу и проникновенно говорил:

- Все будет, друг мой милый… Все будет, только дай время… Вот закончим навигацию, выполним план - тогда, поверь мне, все для тебя сделаем.

Катя понимала, что если она придет к Ледневу, то он, наверно, так же подведет ее к карте и скажет то, что говорит всем, может быть, только более дружески. Вот если бы она пришла к нему не с просьбой, а с результатами, которые надо только поддержать и сделать достоянием всех, то тогда, может быть, Леднев помог ей. Но таких результатов у нее не было.

Про Леднева говорили, что у него взрослая дочь, что жена умерла во время войны. Катя не прислушивалась к этим разговорам, стыдилась того любопытства, которое против собственной воли чувствовала к Ледневу, хотя и убеждала себя, что испытывает к нему только деловую симпатию.

Однажды отец, придя из пароходства, сказал:

- А Костька-то Леднев какой выгрохотался, прямо министр.

Катя удивленно подняла брови, и Воронин добавил:

- Это же наших Ледневых сынок. Помнишь Алексея Федоровича, затонского мастера, на Нагорной жили, в Кадницах еще, сад у них большой, забор длинный, серый.