Анатолий Рыбаков «Екатерина Воронина»

- Сколько, ты сказал, людей-то, Иван Васильевич? - спросил Арефьев. - Не сосчитаешь? А кто их сосчитает? Не любит русский народ на одном месте сидеть, не любит.

- Да уж Россия на месте не стоит, - согласился Вахрушин. - Он тебе и на стройки, и на каналы, теперь вот на новые земли. Движется Россия.

Запущенная могила Никифора, свежая могила бабушки, отец, еще прямой, суровый, но заметно постаревший, она, Катя, еще полная сил, старики, толкующие о жизни, молодой парень-возчик, которому хочется выпить, закусить и, наверное, повеселиться… Уйдет он отсюда, и все ему нипочем… Леночка, младшая дочь дяди Семена, неизвестно зачем привезенная баламутной Дарьей… Старики капитаны, куртки с потускневшими пуговицами, коренной волжский говор, стариковские рассуждения, к которым они привыкли во время долгих ночных вахт. Да, смысл жизни в ее нетленности, в том, что цветет, умирает и снова обновляется в людях.

Катя почувствовала на себе чей-то взгляд. Отец смотрел на нее со своей ласковой и понимающей улыбкой, точно спрашивая, о чем она задумалась. И Катя ответила ему такой же улыбкой.

- Волга в нынешнем году скоро вскроется, - сказал Арефьев. - Не сегодня-завтра Кирпичный ручей потечет с Воробьиного луга, значит, считай - ровно через двенадцать дней и Волга вскроется. Примета верная.

- Сегодня какое число, - сказал Вахрушин, - восемнадцатое? Значит, через двенадцать ден будет тридцатое. Как раз, помню, в одна тысяча девятьсот четвертом году тридцатого марта и тронулась Волга.

- Так то по старому стилю, - сказал Иван Васильевич, - а нынче по новому стилю тридцатого тронется. Меняется природа, климат. От новых морей все.

- Какие это моря! Воды, конечно, много, а до моря далековато, - заметил Арефьев.

- Правильнее будет сказать - водохранилище, - согласился с ним Воронин, - а приятнее сказать - море! Водохранилище - слово казенное, а море - оно и проще и человеку лестно: сам, значит, море создал.