Анатолий Рыбаков «Роман-воспоминание»
- Анатолий Наумович! Союз писателей СССР вошел в Центральный комитет партии с предложением ввести вас в состав редколлегии журнала «Октябрь», это номенклатура ЦК. У нас вы прошли все инстанции. Поздравляю. Проект решения Секретариата ЦК уже подготовлен. Остались некоторые формальности. Надо вам написать автобиографию и заполнить анкету, - и протягивает мне анкету, этакую тетрадь страниц на десять.
Заполнять анкету здесь ?! Цековские номенклатурные анкеты тщательно проверяются в здании поблизости, на Лубянской площади, тут не напишешь: нет, нет, нет, это «нет» быстро разоблачат, а написать правду - значит признать, что при вступлении в Союз писателей я скрыл бывшую судимость. Этим я подставлю Союз под удар - они представили в высший орган партии кандидатуру непроверенную и сомнительную.
- Понимаете, в чем дело, я не смогу принимать участие в работе редколлегии.
Он был ошеломлен, просто онемел. Придя в себя, проговорил:
- Вы отказываетесь?! Такая честь для молодого писателя - стать членом редколлегии старейшего российского журнала.
- Я инвалид Отечественной войны. И я тяжело болен - у меня грудная жаба, бронхиальная астма, сердечно-сосудистая недостаточность (ничего больше из этого разряда болезней я не сумел припомнить). Врачи категорически запретили мне любые нервные нагрузки.
- Почему вы не отказались в Союзе?
- Меня никто не спрашивал. Я в это время был в отъезде.
- Как же теперь быть? - растерянно проговорил Маслин. - Решение уже подготовлено, прошло все инстанции, завизировано во всех отделах…
- Не знаю. Но войти в состав редколлегии я не могу.
- Понятно, - протянул он, - понятно… - Растерянность постепенно сходила с его лица, черты становились жесткими, глаза холодными. - Понятно, - и голос тоже обрел уверенность, набрал злобные, угрожающие нотки, - значит, Союз писателей внес в ЦК неподготовленный вопрос. Заставил аппарат ЦК работать вхолостую. Придется разбираться, придется спросить с кого следует.
Недели через три группу детских писателей пригласили к Фадееву. Позвали и меня, хотя после «Водителей» я считался писателем для взрослых. Шел разговор о работе бюро детской секции, вопрос этот меня не интересовал, интересовал сам Фадеев, руководитель Союза писателей, любимец Сталина. Красивый, стройный, и седина красивая, но лицо цвета разбитого кирпича, пил он по-черному, все это знали, на время запоя исчезал, неделями его не могли найти. Потом запой проходил, он являлся и продолжал, как ни в чем не бывало, руководить Союзом.