Анатолий Рыбаков «Роман-воспоминание»

- Поправки дали вы, Александр Николаевич, я работал над вашими поправками, пожалуйста, посмотрите, сделал ли я то, что вы предлагали. Никому, кроме вас, я роман не дам, а вы уж решайте - будете роман читать или передадите в отдел культуры, в Союз писателей, в архив, в Театр сатиры, в Госцирк, наконец, кому угодно, это уж дело ваше.

- Анатолий Наумович, зачем вы так?!

- А как еще, Александр Николаевич?! Мы с вами сидели два часа, все вроде бы обговорили, я месяц работал, это ведь не очерк, роман, почти тысяча страниц. А теперь вы отдадите его людям, которые не знают о нашем разговоре, не знают о той работе, которую я проделал. Они сами накидают мне еще тысячу поправок, на это они мастера. Мой роман, Александр Николаевич, - это не футбольный мяч, который можно гонять от одного игрока к другому.

- Ну, хорошо, хорошо, не нервничайте, приносите роман, отдайте Кузнецову, я его предупрежу.

Этот разговор был утром, а на вечернем заседании съезда ко мне подошел Баруздин.

- Толя, со мной беседовал Александр Николаевич Яковлев, хвалил твой роман.

- Очень хорошо, печатай.

- Он сказал, что надо кое-что сделать.

- Я все сделал, печатай, печатай.

- Прямо с колес я пустить не могу. У нас очень большой портфель, писатели ждут по году.

- Несерьезно, Сережа. Ты имеешь указание секретаря ЦК партии. Чего тебе еще нужно?

- Никакого указания Яковлев не дал, я ему жаловался, что не пропускают Тендрякова, и он сказал: «Есть еще интересный роман Рыбакова». Это не указание, а просто читательское мнение…

- Я ваших тонкостей не понимаю, решай: будешь печатать роман или нет?

- Я должен подумать, мы еще вернемся к этому, - уклончиво ответил он.

Итак, Яковлев осторожно зондирует почву, возможно, после нашего утреннего разговора хочет действовать через Баруздина. Но отношение Баруздина к роману, а главное, к Сталину мне известно, нахлебаюсь я с ним.

Тут же разыскал Ананьева:

- Торопись, Толя, один главный редактор журнала уже закидывает удочку насчет романа.

- Кто этот главный редактор?

- Сказать не могу, не имею права. С ним говорил Яковлев, одобрил роман.

- Обманул тебя твой главный редактор. Ничего ему Яковлев не мог сказать, ведь он не читал романа, так ведь? Читал Яковлев твой роман?

- У него спроси.