- Я понимаю тебя, сынок. Я все понимаю.

Когда вечером того же дня нагрянули оперативники с обыском, в кармане Сережкиной куртки они обнаружили пакет с кокаином. Сережа в изумлении глядел на белый порошок, не веря собственным глазам.

- Ловко, однако, у вас это получается, - зло бросил он оперативниками и, обратившись к матери, добавил, - Это подстава, мамочка, мне это подбросили. Ты мне веришь?

- Верю, Сереженька, успокойся, я верю.

Полина Васильевна расцеловала сына, с достоинством проводила его до двери и, только оставшись одна, дала волю своим чувствам.

 

*****

Доказательств, что именно Сережа Шевкуненко причастен к ограблению на Брестской улице у следователей не было.

Единственная зацепка - Игорь, живущий по соседству с квартирой, через которую пробрался преступник на нужный балкон, - и тот имел стопроцентное алиби, потому что провел весь вечер в ресторане в компании друзей.

Игорь ни в чем не сознавался, и следователям пришлось покопаться в его связях. Так они и вышли на Сережку.

Прекрасно осознавая, что им нечего предъявить Сереже, кроме знакомства с Игорем, они решили пойти избитым путем и подбросить ему наркотики, чтобы уже потом, в процессе "дознания" выбить из него признание в краже. Вот почему в кармане Сережкиной куртки во время обыска был и обнаружен кокаин.

В принципе, то же самое можно было проделать и по отношению к Игорю, но Сережка с его двумя судимостями казался доблестным стражам порядка более зловещей фигурой, которую стоило закрыть на третий срок.

Пятые сутки длился допрос.

Сережка молчал, с гордым презрением переносил побои и на ежедневный вопрос следователя, куда он девал награбленное, отвечал:

- А вы его еще не нашли? Когда отыщете, можете подбросить мне в квартиру, как вы это сделали с наркотиками, - за что получал новые и новые удары.

Били в основном по спине и по почкам, избегая уродовать лицо.

- Они, шакалы, тебя угробят, но выглядеть ты будешь, как огурчик, чтоб потом их в недостатке гуманности не обвинили, - объяснял ему сокамерник из предвариловки.

"А на Петровке во время Федоровой о недостатке гуманности не заботились", - думал про себя Сережа, - "Там был другой уровень".

74