Михаил Козаков «Крушение империи»

Обернулся: Лурс, отшвырнув винтовку, опустился на снег. Двое товарищей задержались подле него.

- Лурсик… Лурсик… ничего, дорогой.

- Стой, сволочи! - забыв уже в тот момент обо всем на свете, усилил погоню Федя.

Впереди него, близко-близко, - спина спешившего за угол врага.

- Остановись, или я…

Федя остановился, вытянул руку с наставленным браунингом и, не чувствуя уже, что именно делает, выстрелил несколько раз подряд.

Ему показалось, что враг успел все-таки скрыться за угол и что взамен него он смутно видит впереди себя едва перебирающую ногами черную собаку. Но это, как понял спустя минуту, была не собака, а пытавшийся ползти на четвереньках и свалившийся набок человек. Он стонал и всхлипывал.

Федя отшатнулся.

Двое остались с Лурсом, двое других очутились на месте происшествия.

- Что случилось? Кто стрелял? Тебя ранили, Калмыков?

- Нет, я стрелял… и попал вот! Не думал… а попал.

- Фу, слава богу!

- Я не думал, не хотел…

- Заплачь еще… какие сентименты!

Они наклонились над свалившимся, стонущим человеком и тотчас же узнали в нем своего недавнего пленника из типографии.

- Умираю, братцы… Ой, помираю, православные! - корчился тот от боли.

- А кто Лурса ранил, - ты? Охранник проклятый, так тебе и надо!

- Птицын, голубчик, давайте перенесем его в больницу… Ну, давайте же, Птицын! Женя Касаткин, помоги нам! Разве я хотел убивать? - сокрушался Федя, наклонившись над метранпажем. - Здесь близко, на Львовской, есть больница… мы сейчас вас туда доставим.