Михаил Козаков «Крушение империи»

Глава одиннадцатая

Хмельной июньской ночью

Каторгу Иван Теплухин отбывал в Александровском централе. С апреля и по осень гнал Александровский централ сотни каторжан на знаменитую «колесную дорогу» - к Амуру. Эта прокладывали уже почти два десятилетия тысячеверстное шоссе от Благовещенска до Хабаровска.

«Кому нужен этот путь, проходящий по голой, никем не населенной, утонувшей в тайге и болотах земле?!» - задавал себе вопрос Теплухин.

Ответ был прост и ясен, как прост и ясен был и сам старший конвойный надзиратель Гвоздев.

- Нам не дорога нужна, а ваша кровь, - сказал он однажды в присутствии Теплухина, и того поразила в ту минуту не столько обнаженная откровенность надзирателя, сколько поистине деловитый тон, с каким это было сказано. И еще - гвоздевское лицо в этот момент: оно было покойно и беззлобно, а большие янтарно-желтоватые, как у филина, глаза из-под реденьких седых бровей смотрели задумчиво и проникновенно.

Он отвернулся и закричал уже, как всегда, своим визгливым и сухоньким голосом ретивого старичка:

- Тачки сломаны? Жалуетесь, каторжье чертово! На та и каторга, чтобы тачки были сломанные, - с целыми не мудрено! Марш!..

Но сейчас он был уже менее страшен, чем минуту назад. Жестокость сильна скупым и тихим словом.

…До Иркутска от централа идут семьдесят пять верст пешком: в кандалах, нагружены каждый полуторапудовой тяжестью, голодны, - и потому проходят не больше четырех: верст в час. Идет вместе со всеми и Теплухин. На голове узенький арестантский «пирожок», за плечами скатанная в халат казенная кладь, свое одеяло и белье, на ногах неуклюжие, грубые башмаки, натирающие на пятках нестерпимо ноющие пузыри. Ноги болят: несвободные, укороченные кандалами шаги расшатывают и расслабляют и без того усталую поступь, и оттого все тело тянется книзу, к земле. Но это желание запретно и наказуемо, нужно идти, не нарушая рядов, иначе случится то, что было несколько дней назад с шагающим рядом товарищем.