Михаил Козаков «Крушение империи»

- Да, танин, - усмехнулся игре слов Георгий Павлович и подумал с удивлением, как это ему самому ни разу не приходило в голову это любопытное словесное совпадение.

Да, сейчас он испытывал сложное, двойное чувство удовлетворения. В одно и то же время он рад был двум разным, казалось, обстоятельствам. Жена прониклась, наконец, робостью и уважением к его детищу - заводу, а стало быть, еще лишний раз почувствовала силу, власть и независимость его самого - Георгия Павловича, мужа. Он горд был победой завода.

Но вместе с тем он гордился перед заводом своей женой. Дома он привык и сжился с ней; здесь же, в обстановке необычной для Татьяны Аристарховны, ее внешние качества он увидел и оценил как бы вновь и ярче.

Ему было приятно, что она еще женственна и красива, что у нее свежие, молодые глаза и такие же губы что долгое замужество почти никак не сказалось на ее статной фигуре, а смех все еще звучит волнующе и весело.

Да, он показывает, демонстрирует, почти с надменностью перед всеми свою красивую, «удачную» жену, как только что ей показывал, демонстрировал - с такой же гордостью - свой завод, своих рабочих, свою удачу. Ибо и завод и жена - это его неотъемлемая собственность, ибо и завод и жена принадлежат только ему одному - Георгию Карабаеву.

…Он самодовольно смотрел поверх окружающих в одну точку, роняя сытую, спокойную улыбку в свой смуглый цыганский ус.

Электрический ток был дан в красные домики рабочего поселка, но ожидавшийся эффект не последовал: вспыхнувший желтоватый свет в лампочках над потолком потонул и растворился в еще не угасшем дневном свете природы, широко все объявшем вокруг.

Лампочки припали к потолку безжизненными, хилыми и ослепленными.