Михаил Козаков «Крушение империи»

- Конторский? - неожиданно спросил он.

- Что? - не понял Асикритов, думавший в эту минуту о своем.

- Конторский вы, спрашиваю, или каких других занятий, - пояснил извозчик. - Если конторские, - хотел объяснений насчет одного дела спросить.

- Конторский… - согласился Фома Матвеевич, хотя никак не понял, какое содержание вкладывает тот в это слово. - Ну, так что?

Извозчик бросил еще один - пристальный, проверяющий - взгляд на Асикритова и живей, чем обычно, сказал:

- Конторские, думаю, присоединятся или им это дело без интереса?

- К кому присоединятся?

- Известно, к кому! К заводскому народу… Говорят, двести тысяч забастовку держат? Два брата мои у «Феникса», на Полюстровой.

«А-а, - усмехнулся про себя Асикритов, - вот оно где прищемило…»

- Не идут мои братья на завод, - откровенничал извозчик. - К чертовой матери, говорят, за копейки потом исходить! Пора, говорят, кадыки вырывать - воевать будем…

- С кем?

- Да известно, с кем… Не с австрияком же, а со своими, натурально, русскими - кадыками! Н-н-но, ты! - неожиданно хлестнул он лошаденку и замолчал.

Лошаденка - по обязанности словно - сделала неловкий и неуверенный перебой в своем скучном шаге и вновь сонно пошла по гладким и тихим торцам проспекта.

Извозчик, не оборачиваясь, сидел молчаливо на козлах, выставив Асикритову свою длинную узкую спину, перетянутую ремнем. Согнутая, она походила на спину рыболова, понуро застывшего в своей вынужденной позе ловца и созерцателя.