Михаил Козаков «Крушение империи»
Все время помнила разговор с Мамыкиным: «Может случиться, что кому-нибудь из «наших» тоже удастся попасть туда. Но вы оба друг друга не будете знать: нельзя, нельзя без конспирации в таком деле!.. А дело…» - К капитан Мамыкин быстрым жестом (пальцем перерезал горло, пальцем другой руки рубя затылок) показывал, что за рискованное дело такое: или - или…
«Удалось попасть или нет? - не без любопытства всматривалась Людмила Петровна в лица присутствующих. - Вот авантюра!» - другое слово и не приходило на ум.
- Ешьте да пейте, - принял Распутин из рук горбоносой пожилой поклонницы бокал кагору. - Смирись, княгиня, да всем налей. Дусеньке моей налей, лебедю моему гордому, - и он положил руку на колено Людмилы Петровны, погладил его, но тотчас же снял руку и перекрестился ею: - Господи, ты сам выбрал и нас выбрал из глубины греховной в чертог твой вечный живота.
Кругленькая беременная женщина в розовом, краснея и только на него одного глядя в упор мигающими, кроткими, как у теленка, глазами, молитвенно повторила:
- …в чертог твой вечный живота. Еще, отец, еще… Она по-детски жалобно открыла, показывая фарфоровую, кукольную дужку мелких зубов, пухленький чувственный рот.
- Я не слыхала такой молитвы, - сказала Людмила Петровна. («Вот позлю тебя, черт бородатый!») - Это вы выдумали, Григорий Ефимович?
- Сотворю в силе своей, мне господом нашим данной, для каждого, - отозвался тихим сипловатым говорком. - Хошь и для тебя, блудной да гордой, сотворю?
Вокруг стола обежал короткий стесненный смешок. Бесстрастными остались длинный молодой человек в клетчатом жакете да благообразный черный еврей, сидевший напротив, - и опять вспомнилось Людмиле Петровне мамыкинское предупреждение: «Может быть, кто из них?»
- Хошь сотворю?