Михаил Козаков «Крушение империи»

- Симанович-друг заедет к тебе, лебедь, обговорит все, велю я ему, - понимать?

Он встал с кресла, подошел к Людмиле Петровне, положил руку на ее плечо:

- Выдь в столову и скажи ему, когда заехать к тебе. Согласна?

«Что ответить?»

Людмила Петровна понимала, что никакого дела вести она не будет с Симановичем, что никогда она и не вела бы его с ним - темным распутинским дельцом, что вообще продавать завод решилась бы, посоветовавшись только с Михаилом Петровичем, братом, что, наконец, сейчас и разговор о том быть не может, так как еще раньше решили они всей семьей продать завод Георгию Карабаеву, и письмо, которое получила от него сегодня днем, почти целиком посвящено этому вопросу и подводило итог всем имевшим место переговорам настолько, что Георгий Павлович просил назначить время, когда мог бы приехать в Петроград для оформления всего дела.

Надо было сказать о том Распутину, но почему-то не решалась сделать это сейчас.

- Приходи ко мне грех замаливать, - уже прежним тоном, сиплым, придыхающим говорком сказал он, прижимаясь к ней.

- А зачем?

- Доспеть надо… очистить надо, слышь? А офицеров-ерников гони от себя: пропасть с ними можешь. Все, все знаю… Ну, бог вразумит. Ну, говорю: не путайся, а то отступлюсь от тебя, и беда тебе будет, - угрожал он. - Ну, выдь, лебедь, к другу Симановичу, - понимашь?

И он быстрыми шагами прошел в столовую, к своей компании, закрыв за собою дверь.

Людмила Петровна осталась одна. Но только на несколько секунд: она не успела заметить, откуда появился в комнате незнакомый, ни разу не виденный ею человек, нерешительной, спотыкающейся походкой приближавшийся к ней.