Михаил Козаков «Крушение империи»

- Не уходите… одну минуточку, Людмила Петровна! - просил он, протягивая одну руку вперед, а вторую прикладывая к губам - показывая, что ей, Людмиле Петровне, не следует громко подавать свой голос сейчас.

«Это кто еще?! Откуда меня знает, - удивилась Людмила Петровна, всматриваясь в незнакомца, - неужели… кто-нибудь из мамыкинских?!» - И она, оглядываясь на только что закрывшуюся дверь, пошла ему навстречу.

Кандуша бесшумно подскочил к выключателю и повернул его, гася яркий свет верхней лампочки. «Это правильно», - одобрила Людмила Петровна, хотя теперь трудней и неудобней было наблюдать за его лицом.

- Вот натурально планида свела! - выдохнул из себя Кандуша. - Не пожалеете, Людмила Петровна, благодарны будете, другом называть станете. Гос-споди, боже мой, каким еще другом, позволю себе сказать!

- Вы это о чем? - недоумевала Людмила Петровна, удивляясь его словоохотливости не ко времени и не к месту.

- Касательно того, что и не подозреваете, Людмила Петровна.

Он приложил руку к сердцу и потупил глаза.

- Касательно того (поднял их вновь), позволю себе сказать, что тиранит вашу душу.

- Ну-с, что же тиранит мою душу, милый человек? - не скрывая насмешки, спросила Людмила Петровна и стала приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы, вынимая из прически гребень, шпильки: стесняться присутствия «такого» человека, пожалуй, не приходится… (То, что он не «мамыкинец», - уже поняла.) - Так, говорите, тиранит? И сильно тиранит? - повторила она, держа шпильку в зубах, так как руки были заняты закладыванием кос, и взглядом искала, не висит ли где-либо в комнате зеркало, в которое можно посмотреться, но его, к сожалению, не нашлось.