Михаил Козаков «Крушение империи»

- Вот реприманд неожиданный! - не меняя улыбки, осевшей на пухленькой бритой губе, покачал головой Александр Филиппович, стрельнув глазами в Губонина, и тыльной стороной пальцев похлопал по ладони другой руки. - А помните…

- Что именно, осмелюсь спросить ваше превосходительство?

- А помните, Салопятников, - глядел Александр Филиппович не на него, а мимо: на раскинувшегося в одном из кресел Губонина. - А помните вы такое место… Они (это о приятелях Павла Ивановича Чичикова идет речь, Салопятников!)… они тоже, со своей стороны, не ударили лицом в грязь: из числа многих предположений было, наконец, одно: что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон!.. А по-вашему?

«Издевается Шурик!» - внимательно наблюдал со стороны Губонин.

- Вот запамятовал, ваше превосходительство, как это было!

- Запамятовали? Не есть ли Чичиков переодетый Наполеон… - повторил Александр Филиппович. - Так и вы, Салопятников… догадливы! Я вас не задерживаю, - медленным наклоном прилизанной головы, по середине которой засветилась теперь маленькая розоватая лысинка, похожая на аккуратненький аптечный пластырь, отпускал он Салопятникова. - Я вас вызвал для того, чтобы сказать вам, что глупость - не всегда добродетель, дорогой мой, и что в прямой связи с этим печальным обстоятельством награды выдать вам не могу. Понятно?

- Так точно, ваше превосходительство… - заскрипела повернутая на винте кожаная протеза.

- Вы, кажется, Александр, читаете своим сотрудникам курс лекций по художественной литературе? - рассмеялся Губонин, когда за Салопятниковым закрылась дверь. - Я всегда знал ваше пристрастие к изящной словесности, но…

- Он не очень умен, этот человек, а любит играть в полковники! - встал из-за письменного стола Глобусов и сделал несколько шагов по ковру. - Принял овцу за лису.