Михаил Козаков «Крушение империи»

Сергей Леонидович улыбался рассказам матери. Все было ему приятно здесь. И то, что увидел, наконец, родных людей. Что мать не раскисла при встрече с ним и так хорошо себя держит. И что у Ляльки румяное, здоровое лицо и каштановые густые волосы ее подстрижены челкой. Что в комнате хотя и бедно, но очень чисто и дочкины игрушки лежат в углу в образцовом порядке. Что мать, говоря об Ирише, называет ее «Иринка» - с ласковой и дружеской фамильярностью старшего человека, и что живет тут же верная, преданная им всем Шура, которой он не знает, как быть благодарным… Что вот теперь, повидав их всех, вобрав в свою память всю успокоительную нежность этой встречи, радость свидания, по которому тосковал не один месяц, - он может продолжать свой путь, как странник, с новой силой, утолив томившую его жажду.

- С Иринкой любовь? - спрашивала мать.

- Любовь, - отвечал Сергей Леонидович.

- Поженитесь?

- Поженимся.

- Вот оно что…

- Вот оно что! - повторил вслед за ней шепотом Сергей Леонидович.

В другое время он никогда бы так не разговаривал с матерью: не своими собственными, а ее словами и интонациями… Но подобно тому как русский, говоря с иностранцем, плохо знающим его язык, невольно и сам начинает коверкать слова, думая, быть может, что так лучше его поймут, так и Ваулин сейчас, экономя время и желая, чтобы матери все было понятно и ничто бы не вызывало сомнений и потому не огорчало старуху, - упрощал донельзя разговор с ней.

- А как жить думаете? - допрашивала она, не стесняясь присутствия Шуры.

- Хорошо, думаем, - улыбнулся Сергей Леонидович.

- Я не про то. Разве жизнь это у тебя? Волк травленый и тому легче!