Михаил Козаков «Крушение империи»

- Да что вы, господи боже мой, говорите? - вскрикнул Кандуша и поднялся со стула, но Иван Митрофанович, схватив за руку, почти силой усадил его на место.

- Говорю то, что ты слышишь!

- Какое же я преступление по службе делал?

Он увидел близко-близко устремленные на него теплухинские рысьи глаза. Зрачки их по-кошачьи то суживались, то расширялись, - им могло быть больно от такого напряженного состояния, от того, что взор сведен был к одной близко поставленной точке, но Иван Митрофанович не отводил глаз, и Кан душа вынужден был принять этот поединок столкнувшихся взглядов.

Но ненадолго - на десяток секунд: что-то знакомое, неожиданно-знакомое увидел он в гипнотизирующих теплухинских глазах и, устрашившись, скосил свои в сторону. По сходству взгляда ему вспомнились сейчас хорошо изученные покоряющие глаза петербургского «старца», и он готов был даже признать, что один теплухинский глаз, как и у того, - со вздрагивающим желтым узелком, которого раньше почему-то не замечал.

- На Ковенском! - ударил в «головку гвоздя» Иван Митрофанович. - Ты хотел раскрыть фамилию человека, о котором ты не имеешь служебного права никому ничего говорить!

- Вы это знаете, гос-споди боже мой?..

- И не только это.

- Плохо знаете! - спохватился Кандуша. - На испуг берете, Иван Митрофанович… Пожалеете!

- Ой ли? Что обещал рассказать госпоже Галаган? Откуда ты мог взять сведения о человеке…

- О вас! - уязвил его Кандуша.