«Рудобельская республика»

застыли комья грязи, заледенели на дороге колен. Высокий, широкоплечий Максим в обмотках и солдатской шинели остановился, отвернулся от ветра, прикурил и еще раз взглянул на ревком. Над крышей трепетало алое полотнище, вздрагивало и качалось на ветру древко. На хатах висели большие и маленькие, широкие и узкие красные флаги.

— Гляди, висят.

— Если не будем раззявами, всегда висеть будут, — ответил матрос, и они быстро зашагали по улице.

Сзади затарахтели колеса, звонко зацокали конские копыта. Их обогнала и покатилась по дороге легкая пролетка, запряженная парой сытых лошадей. За кучером, на глубоком кожаном сиденье, развалился Николай Николаевич. Он был важный и независимый, в черном казакине, круглой рыжей шапке, седые усы свисали аж на воротник. Николай Николаевич чуть повернул голову, окинул хлопцев холодным взглядом, и пролетка понеслась по дороге.

— Сколько же он еще тут будет ездить? — спросил Максим.

— Пока не дадим по загривку и не стащим с папского насеста.

— Как ты думаешь, куда он летит, а?

— Видно, на Ратмировичи. Куда ж еще по этой дороге? Может, поехал просить, чтоб легионеров поставили в имение, а может, просто так, — спокойно рассудил матрос.

— Подожди чуток. Сбегаю Александру с Прокопом скажу. Это неспроста он поехал. — И Максим, гремя по тропинке подковами солдатских ботинок, побежал к ревкому.

7

На рассвете Соловей, а с ним еще одиннадцать человек вышли из села. У некоторых на плечах висели винтовки и двустволки, у двоих на боку покачивались сабли, на ремнях, похожие на толкачи, болтались гранаты. Шли по три-четыре человека.

47