«Рудобельская республика»

нанялась, за харчи служит. Старик уже к моему батьке прилетал. Отдай, говорит, дочку. А тот ни сном ни духом ничего не знает. Отцепись, говорит, мне своих ртов нечем затыкать. Покричали, полаялись, с тем тот и уехал. Так и не знает, где Гэлька.

Председатель ревкома молча слушал Ивана. Одни воюют, мерзнут, заливаются кровью и умирают за землю, за свободу, а у этих любовь, начинается жизнь, и тоже в муках. И кто? Батрак и шляхтянка! И тут борьба. Раньше такого не слышно было. Видно, что-то зашевелилось в душах людей.

— Так чем же, хлопче, тебе ревком поможет?

— Наказывала, чтоб просил хоть с десятину земли и лесу на хату. Тогда и обвенчаться можно.

— За землю, брате, еще драться придется с легионерами, с Ермолицкими и Перегудами. Они не то что леса на хату — лозину не дадут срезать. Отвоюем, будет вам и земля и хата. Так и скажи ей. Если любите, женитесь и живите на здоровье.

— А как же, любим. — Иван опустил голову и помолчал. — Она добрая, работящая девка. — Потом посмотрел Соловью в глаза: — Если надо драться, то я хоть теперь. На волка с ружьем ходил, дикого кабана на острове уложил, аж четыре дробины всадил. А тут, видать, нужен больший калибр. Будет с чем, так и я запишусь в ваше войско.

— А ты сам расстарайся. Надо было пошарить под шляхетским застрешьем. Там наверняка есть.

— А то нет? На целый взвод хватило б. И Казик евоный не с пустыми руками приехал. Офицерик!

— Где он теперь и чем занимается? — оживился Соловей.

— Прячется что-то, и от меня тоже. Так ни разу его и не видел. Теперь, говорят, осмелел: по фольваркам да застенкам носится, вроде в сваты. А кого сватает, лихо его матери ведает.

— Это правда, брате. Теперь ему не до девок. Зашевелились шершни, роиться начинают. Так что вперед иди, а назад озирайся, чтоб шляхта из-за угла не ужалила. Они на наш флаг как бык на красное глядят и землю копытом роют. Заревут и набросятся. Смикитил, Иван, как земелька достается?

79