«Рудобельская республика»

вскочил Терешка. — Держись лучше за шляхтянские ляжки, так, может, тебе Ермолицкий галагутского петуха в приданое даст.

Иван покраснел и опустил голову. Некоторые засмеялись, потому что привыкли смеяться, что б ни сказал Терешка, другие зацыкали на деда, чтоб умолк.

Соловей нахмурил брови, его тугие загорелые щеки покраснели, будто дед не Ивана, а его попрекнул шляхтянкой.

— А знаете ли вы, дядька Жулега, что та шляхтянка отреклась от богатства, бросила и застенок и родичей? Брат — бандит, а ее к нам тянет. Пиши, Иван, заявление. Двумя руками голосую за тебя. А там и первую советскую свадьбу сыграем.

Прокоп роздал листы бумаги в косую линейку, дал огрызок химического карандаша.

Грамотные, примостившись на пеньке или приспособив стопку листовок, начали писать заявления в Рудобельскую ячейку РКП большевиков от себя и «за неграмотного… по его личной просьбе».

Через полчаса Прокоп собрал двадцать восемь заявлений, написанных химическим карандашом, подписанных где фамилией, где крестиком.

— Товарищи, листовки постарайтесь до утра расклеить на заборах и деревьях вдоль дороги, газеты подкиньте немецким солдатам. Это первое задание молодым большевикам, — сказал Соловей.— А теперь расходитесь по одному, по два. Поищите грибов, черники наберите. Чтоб ни одна собака не пронюхала, где вы были и кого видели.

Мужики, забрав свое грибное снаряжение, разошлись по лесу.

А на Заячьем хуторе рудобельские ревкомовцы еще долго советовались с Платоном Федоровичем Ревинским. Он приехал сюда с пропуском, выписанным Густавом Шульцем на имя Федора Раевского. Платон Федорович объяснял, как будет действовать кооперация, что в Бобруйске надо будет обращаться к товарищу Лиакумовичу, а он обеспечит всем, что требуется. Но главное — создавать и вооружать партизанские отряды, вербовать немецких солдат, а верноподданных кайзеровских служак взять в такие клещи, чтоб они и ходить боялись по этой земле.

— Связь с уездным комитетом прежняя: через чайную и книжный магазин. А мы будем время от времени

130