Сергей Граховский «Рудобельская республика»
опорки, заслушивался, когда голосистый запевала выводил:
Вы не вейтеся, черные кудри,
Над моею больной головой…
Ему хотелось увидеть певца, но сотни глоток подхватывали песню, вытягивались небритые худые кадыки, веселее топали сбитые каблуки и костлявые ступни, обутые в опорки и морщаки. Он любовался подтянутым, ладным сыном, глядел на крепкие смуглые скулы, на глубоко запавшие глаза.
— Вольно! Разойдись! — командовал Александр.
Красноармейцы закуривали, прикручивали проводом подметки, собирались вокруг командира. Видно было, что ои знает каждого: расспрашивал, что пишут из дому, шутил с ними, как равный. Подошел к бойцам и Роман. Красноармейцам понравился старик, они весело хохотали, вспоминая перловую кашу с рудобельским салом.
— Дома, батя, долго не задерживайтесь.
— И скатерть-самобранку свою не забудьте…
— Эх, и поужинал тогда, словно у мамки побывал, — вспоминал румяный хлопец с белыми бровями.
— От твоей будки и так прикуривать можно.
Все смеются, сконфуженно улыбается и розовощекий хлопец.
Роман Соловей долго прощался с сыном. Пытался проглотить тугой комок и молчал, чтобы не показать слезы. Одно только и сказал:
— Береги себя, сынок, ты же один у меня, да Марылька еще. Только девка что? Выскочит замуж, и хвамилия переведется. Ты уж гляди, не очень лезь на рожон.
— Не беспокойтесь, батя, — весело утешал Александр. — Я заговоренный. Ни одна пуля не взяла. А Максиму и всем нашим передайте, чтобы людей и оружие держали наготове.
Он дал отцу небольшую пачку желтых, шершавых листовок. Па них крупными буквами было напечатано:
«Граждане! Темные силы в лице польских панов и легионеров угрожают завоеваниям революции. Все, кому дорого дело революции, записывайтесь добровольцами в Красную Армию для защиты советской власти от белопольских легионеров!
Бобруйский уездный Комитет Коммунистической партии (большевиков).
Военный комиссариат».