Сергей Граховский «Рудобельская республика»

торчали одиноко, словно маковки. Коммунары от зари до зари пропадали в поле. Вытащили папские жнейки, приладили грабельки к косам и с первой росой укладывали в валки миром посеянное жито. В коммуну вступили извечные панские батраки. Завести свое хозяйство никак не выпадало, не было к чему руки приложить: ни кола ни двора, ни ступы ни толкача. А тут все на месте: и лошади, и плуги, и жнейки остались. Коси да свози в амбар — все общее, все наше.

Если была какая нужда, шли в ревком к Максиму Усу, и он выдавал из панских покоев под расписку буфеты, кресла, столы, тарелки и ложки для коммунарской столовой. Обедали все вместе, с детьми и женами. Казалось, собралась одна большая семья, веселая и работящая. В панских тарелках с позолоченными бережками болталась сизая затирка, комками лежала пшенная каша с тыквой, в голубые чашечки повар разливал густое холодное молоко.

— Что это за мерка у тебя? — бурчал Терешка. — Поп па причастии и то больше дает.

— Может, пап Терешка прикажут подать жареного рябчика, цвибельклопс и шампанское? — в шутку склонялся перед ним бывший панский поваренок.

— Жри тех клопов сам, а человека накорми, чтобы в брюхе крупина за крупиной не гонялась с дубиной.

— Вот кабы дед так на работу налегал, как возле миски старается, — вставила Параска.

— А кто под суслоном будет лапти сушить?

Все весело смеялись, а дед топал на свое место, продолжая ворчать.

Затем коммунары вставали из-за стола и шумной гурьбой направлялись в поле. Дети сворачивали перевясла, женщины вязали снопы, Терешка ловко складывал их на воз. Скрипели колеса на полевых дорогах, росли скирды в длинном амбаре, на току гудела конная молотилка и спорым дождем сыпалось теплое зерно. Женщины, повязавшись до самых глаз платками, убирами солому и отгребали зерно.

В амбар пришел Максим Ус. Он заведовал продовольственным отделом ревкома и целыми днями мотался по бывшим имениям, застенкам, хуторам, реквизируя муку, крупу и сало для Красной Армии. Сам отвозил в Ратмировичи