Потом принесли котлеты, и они еще выпили, и съели их, продолжая разговаривать о съемках и просто об этой чертовой жизни, о том, что будет дальше с ними, со всей страной… Сердцу хотелось, чтобы все дальше было хорошо, а разум говорил, что будет плохо.

Уже поздним вечером Виктор гнал свои «жигули» по вечерним улицам.

- А помнишь, друг у тебя был? Маленький такой, тоже оператор? С рыжими усами? - спрашивала Катя. - Забыла, как его зовут…

- Шурупкин Валера, - подсказал Виктор.

- Валера, да! - Катя засмеялась. - Помнишь, мы во Внуково в ресторан гулять поехали? Ему места в такси не хватило.

- И мы уговорили таксиста запихнуть его в багажник, - улыбаясь, подхватил Виктор, - а он там заснул, а мы про него забыли… И таксист забыл. Он рассказывал потом: «Еду по городу и слышу, что-то в багажнике ворочается, стукает. Что там такое может стукаться, думаю, вроде, пустой у меня багажник? А потом вспомнил: мать честная, у меня ж там человек лежит! Остановился, открыл багажник, а оттуда вылезает ваш друг и на меня с кулаками бросается. Сука, сволочь, вези обратно! А я забыл, где вас высадил. После вас еще четыре ездки по городу сделал. С трудом вспомнил, повез…»

Катя захлебнулась от хохота:

- Помнишь, какой он разъяренный в ресторан влетел? Усы торчат, как у кота, глаза выпученные! Боже, как он матерился!

- Еще бы! Три часа пролежать скрюченным в багажнике! - Виктор невольно улыбался, вспоминая.

Катя продолжала заливисто смеяться, потом спросила:

- А помнишь, как ты по водосточной трубе лез ко мне в общежитие? И грохнулся с третьего этажа, сумасшедший! - она опять засмеялась. - Как ты насмерть не разбился, непонятно?

- До сих пор спина побаливает, - усмехнулся Виктор. - Повезло, что я на вскопанную клумбу упал… Н-да-а, у пьяных свой Бог…