- А начальству нравится, - ехидно улыбался Виктор.

- Какому начальству?

- Нашему, киношному, - отвечал Виктор. - И в ЦК партии понравилось, и кто-то из членов Политбюро смотрел - тоже в большой восторг пришел. Вот вы бы взяли и сказали им, что кино - говно, я тогда на вас посмотреть хочу. После того, как вы скажете… А то на кухне мы все большие ниспровергатели, а как до дела доходит - молчим в тряпочку да поддакиваем…

- Ты дуру-то не гони, Виктор, - хмурясь, говорил отец. - Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

- Нет, не знаю, о чем речь! - упрямо возражал Виктор. - И вообще мне надоела эта двойная бухгалтерия!

Виктор погасил окурок сигареты в пепельнице, прошелся по гостиной, остановился, разглядывая шеренгу фотографий в аккуратных рамочках, расставленных на стеллажах перед книгами. Вот они с отцом на рыбалке на берегу реки, полуголые, с удочками, смеющиеся. В глубине виднеется палатка, закопченный чайник, подвешенный над костром. Как страшно давно это было! Кажется, в какой-то другой жизни… да и была ли на самом деле эта жизнь? А вот фотография, которая больше всего нравилась Виктору. Он тогда уже учился во ВГИКе, на третьем или четвертом курсе. Мать эту фотографию всегда старалась убрать со стеллажа, даже прятала. Как-то Виктору пришлось скандал закатить, чтобы фото поставили на место. На фотографии была изображена компания голых молодых людей в бане. Они сгрудились в кучу, каждый держал в руке стакан со спиртным, рожи были счастливые, смеющиеся, молодые, нахальные и беззаботные. Двое с бородами - Гарик Тимофеев и Юрка Шил- ков, один - оператор, другой - сценарист. Был тут и Алешка Тягунов, и Вадим Антоненко, и ставший потом мировой знаменитостью Андрей Тарковский, и не менее знаменитый оператор Георгий Рерберг, высокий и тощий, как жердь, с горбатым хищным носом, с лицом узким и стремительным, как лезвие ножа, принц датский, как называли его друзья. Он действительно был родом из датчан, приехавших