- Шлюхи! Валютные проститутки! - орал в трубку Виктор. - Действительно, они сами приходят в поисках богатых клиентов! Или приводят туда богатых клиентов, чтобы развлечь их! ты, видно, тоже стала такой? Потому что тот носорог в смокинге, с которым ты заявилась на смех людям, самый натуральный «богатенький Буратино»! Хотел бы я знать, с кем остаются дети, пока ты блядуешь по домам кино?

- А это не твое собачье дело!

- Нет, мое! Я тебе уже тысячу раз говорил: отдай детей и вали на все четыре стороны! Блядуй с кем угодно, но если…

- Ты хам и скотина! - Варвара швыряла трубку, а вечером звонила матери Виктора и начинала жаловаться, даже рыдала по телефону, говорила, что Виктор искалечил ей жизнь, и даже теперь, когда они разошлись, он не может вести себя по- человечески, издевается, оскорбляет, каждую копейку у него приходится выбивать со скандалом, унижаться, просить! До каких пор это будет продолжаться?! Вот она возьмет и напишет на него в Союз кинематографистов, расскажет, какая он скотина в личной жизни, как он издевается над беззащитной женщиной. Варвара знала, что говорить: мать Виктора до смерти пугалась, что личная жизнь ее дорогого Витеньки станет предметом пересудов, сплетен и разных разбирательств на секретариате Союза, на парткомах или где-нибудь еще.

- Я и в ЦК напишу! - плачущим голосом кричала в трубку Варвара. - Да-да, напишу, какой он на самом деле есть, ваш гениальный Витенька! Какой он садист и пьяная сволочь! Я тогда посмотрю, как ему дадут постановку!

При упоминании ЦК мать Виктора путалась еще больше - для людей ее поколения слова «ЦК» или «Политбюро» представлялись некими заоблачными вершителями человеческих судеб, жестокими и начисто лишенными таких чувств, как понимание или сострадание. И сердце у нее холодело при мысли о том, что из ЦК, получив подобное письмо от Варвары, могут позвонить в Госкино и прикажут разобраться, и там начнут разбираться, а пока будут разбираться, не дадут Витеньке работать, ославят его на