- Слушай, для чего ты все это мне говоришь, а? - с едкой улыбкой поинтересовался Алеша Тягунов. - Чтобы, как говорится, злее был, да? Чтобы возненавидел Витьку и с большим усердием взялся закончить картину? Если я не прав, то для чего? - Алеша Тягунов встал и подошел вплотную к Кате, обнял ее за талию и прижал к себе и повторил: - Для чего? ты хочешь сама его возненавидеть и никак не получается, да?

- Почему же? - Катя улыбнулась, не отстраняясь от него, и ее губы были совсем близко, она на ощупь поставила бокал на журнальный столик, но не рассчитала, бокал коснулся ножкой края столика и упал на ковер, виски темным пятном растеклось по поверхности. Катя рассмеялась: - Ой, пролила…

Тягунов вдруг резко поднял ее на руки, даже слегка подкинул, и понес к дивану. Катя смотрела на него, затаив дыхание, и не сопротивлялась - слабая улыбка застыла на ее губах. Тягунов громко сопел и от напряжения испарина выступила у него на лбу.

Он положил ее на диван и навалился всем телом, одновременно стягивая с себя куртку. Кате сделалось трудно дышать, но она по-прежнему не сопротивлялась. Он сбросил куртку на пол и с жадностью принялся целовать ее. Катя пыталась отворачиваться, слабо отвечала на поцелуи. Выпитый виски кружил голову, и казалось ей, ну что тут такого? А почему бы и нет? И пусть этот самодовольный индюк узнает и полезет на стенку от злости! Руки Тягунова шарили по ее груди, торопливо расстегивая блузку, и получалось это у него как-то неуклюже, грубо, тяжело. Он успел расстегнуть свои джинсы и коленом попытался раздвинуть ноги Кати, все сильнее наваливаясь на нее. О, Господи, какой же он тяжелый, прямо - боров! И сопит, как паровоз, и губы мокрые от пота, соленые.

- Не надо… - тихо попросила Катя, упираясь руками ему в грудь и повторила громче: - Не надо… прошу тебя…

- Ну, Катюша… ну чего ты… Ты даже не знаешь, сколько я мечтал о тебе… - жарко дыша ей в лицо, зашептал он. - Катя… Катенька… Ты должна быть моя… должна…