Книга А. Рыбакова калейдоскопична. Десятки имен, десятки самостоятельных коллизий, сменяющих друг друга повествовательных планов. Иной персонаж мелькнет в коротком эпизоде, чтобы тут же кануть в безвестность. Однако в этой пестроте, в этом хаотическом броуновском движении есть свои силы сцепления, свои закономерности.

Писатель дает в романе словно бы продольный разрез общества. От самой вершины пирамиды, где Сталин, где Киров, Орджоникидзе, Жданов, где обсуждаются судьбы страны и вопросы глобальной стратегии, принимаются решения о реконструкции Москвы, отмене карточек, трактовке истории; от так называемых коридоров власти, по которым ступают наркомы, дипломаты, крупные хозяйственники, до нижних этажей, где институты, проектные мастерские, отделы учреждений, где течет обыденная жизнь дневного и вечернего Арбата, где Саша Панкратов выступает на собрании и встречает со своими бывшими одноклассниками наступающий 1934 год, до бдительно охраняемых подземелий с их Бутырками, спецпоселениями, допросами и приговорами.

Герои "Детей Арбата" могут ничего не знать друг о друге, почти или совсем не соприкасаться, кружиться на разных орбитах, но эта обособленность мнима. Ибо исправно действует система сообщающихся сосудов, трансмиссий, зубчатых колес. И пусть юный Саша Панкратов никогда не встречался с видным партийным работником Ломинадзе, даже не думал о нем,- они все равно повенчаны. Накрепко, нерасторжимо. Потому что в органах уже сложилась, набрала силу версия, согласно которой студент Панкратов связан с бывшим оппозиционером доцентом Криворучко, тот - с директором транспортного института Глинской, та, как жена известного польского революционера, - с работниками Коминтерна, а от них - один шаг до опального Ломинадзе. И точно так же письмо озлобленного, потерявшего душевное равновесие Николаева вызывает неизбежный волновой эффект: Сталин, Ягода, Запорожец, Киров и т. д. Вплоть до невзрачного трудяги-следователя Дьякова и только что принятого в ОГПУ Сашиного одноклассника Юрия Шарока.

12