Материал повествования фрагментарен, дробен. Прерванные на полуслове споры, обрывки судеб, случайные знакомства - на этапе или на временном постое, торопливые исповеди, внезапные инциденты. Но каждый эпизод оставляет свой след, каждый - неповторим, за каждым - чья-то боль, чья-то драма.

Здесь, на просторах Сибири, герой романа перестает воспринимать свою участь как исключение, как нечто неслыханное, из ряда вон выходящее. Таких, как он, тысячи и тысячи, "он вдруг совершенно отчетливо ощутил незначительность собственных невзгод и страданий". А вера в новое общество? Она слишком прочна, чтобы исчезнуть. Исчезает иное - прежняя гармония души, стройность взглядов, безапелляционность. И спорит Саша не только со скептиками из числа ссыльных, но и с самим собой.

Нина Иванова принимала все, как есть. Принимала и оправдывала, потому что "товарищ Сталин и Советская власть - это одно и то же".

Саша Панкратов уже не в состоянии поставить знак тождества. Может, и хотел бы по инерции, но не в силах. После стольких потрясений, после ошеломления горем, бесправием, безысходностью, бесчеловечностью. И сталинская линия в его глазах отнюдь не плавное продолжение ленинской. Ведь Ленин вовсе "не отрицал вечных истин, он сам на них вырос. Его слова об особой классовой нравственности были вызваны требованиями момента, революция - это война, а война жестока. Но в сути своей наши идеи человечны и гуманны. То, что для Ленина было временным, вызванным жестокой необходимостью, Сталин возвел в постоянное, вечное, возвел в догму".

Оно мучительно для героя, прощание с иллюзиями. Оно протекает как затяжная болезнь. С подъемами и спадами температуры, психологическими кризисами, метаниями от радужных упований к тоске. Еще долго будет теплиться надежда на внезапное торжество правды, на чудодейственную волю вождя. И в романе "Тридцать пятый и другие годы" бывший комсомольский секретарь еще напишет письмо по магическому адресу: "Москва. Кремль, товарищу Сталину". Придет ли ответ, бог весть. Но так было трудно не обмануться, согласиться с тем, что "Сталин говорит одно, а делает совсем другое".

19