Я понимаю, что для множества читателей "Дети Арбата", "Тридцать пятый и другие годы" - романы о Сталине, о сталинизме. Понимаю, что такое восприятие неизбежно; оно обострено десятилетиями умолчаний, дефицита правды, информационного голода. Но думаю, что не только в документальности разгадка этого массового интереса. Она и в том еще, что писатель создал россыпь своеобразных характеров, точных, узнаваемых психологических портретов. Наша литература стала богаче, потому что в ней появились образы Саши Панкратова и Софьи Александровны, Лены Будягиной и Вари Ивановой, Вадима Марасевича и Юрия Шарока, Марка Рязанова и другие. Каждый из героев рыбаковского цикла живет своей жизнью, каждый обращает к нам свои сомнения, свои нравственные проблемы, и каждый свидетельствует о противоречивости, конфликтности времени.

А тема Сталина? Она оттого и мучительна, что соотнесена с надеждами и чаяниями, разбуженными Октябрем, с порывом миллионов к социалистическому творчеству, к строительству самого совершенного в истории цивилизации человеческого общества. И только ли для прямолинейной, фанатичной Нины Ивановой "великий вождь всех народов" был символом непобедимости революции?

Подхватывая намеченные ранее коллизии, новый роман выводит их на очередной виток исторической спирали.

Если в "Детях Арбата" - запуск маховика массовых репрессий, то в "Тридцать пятом…" - его раскрутка, его безостановочное, механическое движение.

Если там подготовка грядущей кадровой революции, то здесь ее планомерное, методичное осуществление.

Там Сталин, еще оглядывающийся на Кирова, Орджоникидзе, старых партийцев, вербующий сторонников, вынужденный маневрировать и конспирировать, здесь он - всесильный самодержец, окруживший себя преданными, готовыми на все подручными - Ежовым, Ягодой, Вышинским.

33