Жуков оборвал его:

- Судьба теперь у всех одинаковая, воевать надо. Понятно?

Все ясно: о таких судьбах говорить не хочет”. Знает, но не хочет. И Максим много что знает, предчувствует в предвоенных главах будущие поражения, но говорит мало. На войне тем паче. Воевать надо. Как вечная бунтарка Варя, погибшая при исполнении долга. Как Саша, втолковывающий при выходе из окружения приблатненному Чуракову: “Он (Сталин. - А. Н.) не армянин, а грузин. И не за него воюем. Отечество защищаем”. Как Жуков, с трудом исправляющий все предвоенные и нынешние глупости Сталина.

Рыбаков настойчиво доказывает: сталинская политика конца тридцатых годов не только бесчеловечна, цинична, подла, труслива, но и бездарна. Сталин Россию ставит на грань гибели - народный полководец Жуков (они с Костиным выходцы из одной деревни) ее спасает. Начальственная и околоначальственная мразь служит Сталину и собственной корысти (мелкие сошки в Уфе стоят энкаведешников, готовящих убийство Троцкого, критик Марасевич - палача Шарока, переквалифицировавшегося в шпионы и раздумывающего, когда и кого предавать). Обычные люди, перенесшие страх тридцать пятого и других, служат Отечеству. Без надежды. Лучшие погибнут. Все остальные - тоже. Несколько сюжетных линий оборвано на полуслове. Чем дальше, тем суше интонация. Чем дальше, тем сильнее информация о грандиозной бездарности сталинского политиканства заглушает рассказ о детях Арбата. Чем дальше, тем приглушеннее смысловые контраверзы, тем проще связь отдельной судьбы и судьбы России. Какие тут жизни и характеры, если одно осталось: воевать. Вопрос о противостоянии режиму, вопрос о будущем страны, “горизонты с перспективами и новизна народной роли” (Пастернак) отодвинуты. Прах и пепел.

2