- А на что вы опирались, когда писали о еврейском гетто?

- Я вам назову два основных источника: это стенограммы Нюрнбергского процесса и номера подпольного журнала "Евреи в СССР". Мне их доставала моя приятельница, литературный критик Сарра Бабенышева, друг Льва Копелева.

В Щорсе не было гетто. Но когда я писал "Тяжелый песок", то часто ездил в Белоруссию: там снимались телевизионные фильмы по моим детским книгам. Был в Минске, в других городах, где при немцах были гетто. Нам с Таней показывали в Вильнюсе улицы, отведенные под гетто, а потом мы поехали в знаменитые Понары, это под Вильнюсом, где были уничтожены десятки тысяч евреев. Страшная картина, скажу вам, Соломон, эта огромная яма в Понарах. Я был и в Освенциме, и в Треблинке, но та яма до сих пор живет в моей памяти.

- Вы не пользовались материалами из советских архивов?

- Какие архивы, Соломон?! Вспомните, какие это были годы! Антисемитские книги и брошюры продаются на каждом углу, и в то же время нигде никаких упоминаний о катастрофе европейского еврейства. В местах массовых захоронений евреев, именно евреев, одна и та же надпись на обелисках: "Вечная память жертвам немецко-фашистских захватчиков". И только в городе Щорсе, где я побывал дважды, местные евреи не стали переводить эти казенные слова, а взяли из Библии: "Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда". Вернувшись в Москву, я сказал Тане: "У меня есть конец романа".

4