- Ты вор?

- Но ведь вы меня не знаете.

Краснухин опять начал писать. Видно, писал что-то срочное. А я ему мешал.

- Я вас долго не задержу, - сказал я. - В прошлый раз вы сказали, что коллекция Мавродаки исчезла в конце сороковых годов. Куда же она могла деться, ведь это было после войны. В войну многое потерялось, но после… Куда она могла исчезнуть? И куда исчез сам Мавродаки?

- Мавродаки покончил с собой в сорок восьмом году. Ты какого года?

- Сорок восьмого.

- В сорок восьмом его и не стало.

- Вы его знали?

- Он был нашим профессором, - ответил Краснухин, морща лоб и продолжая писать.

- А семья, родственники?

- У него не было семьи. Все это случилось неожиданно. Была статья в газете, потом собрание в институте… Он был добрый, знающий, но слабый человек, а время было сложное. - Краснухин встал. - Ну, друже, топай, некогда…

Я кивнул на бумаги:

- Что вы пишете?

- Все объясняемся, что, да почему, да как получилось… Ну, чеши!

- Последний вопрос, - торопливо сказал я, - а в какой газете была статья про Мавродаки?

Краснухин назвал мне газету. Сейчас она уже не выходит. Я хотел еще спросить, в каком номере газеты была эта статья. Но Краснухин хотя и добродушно, но решительно вытолкал меня за дверь.

21

Я испытывал некоторую робость, входя к Веэну. Постыдное чувство. Я не трус, но все же неудобно сказать человеку, что он прохвост. Особенно такому респектабельному господину, как Веэн. Тем более в момент, когда он к тебе расположен, хвалит и превозносит тебя. Он тебя хвалит и превозносит, а ты ему объявляешь, что он прохвост.