У МЕНЯ ДОМА БЕДА

У меня дома беда. У Жениной матери обширный инфаркт, ее увезли в Измайлово, в 60-ю больницу для старых большевиков. Женя узнает об этом в середине дня, разыскивает меня на работе, спрашивает: поеду ли я туда сегодня? Разумеется, Женя, поеду, как же иначе?

Но у меня проблема. Толю я дома сейчас не застану. Он знает, что я звоню, начиная с шести, а до шести он как бы свободен. Не отзвонить ему вообще - начнет нервничать, не будет спать ночь… Нахожу нашу общую любимую подругу, прошу ее сообщить Толе о моей ситуации, и, главное, пусть не волнуется, смогу - буду звонить, не смогу - не буду. Все, целую, кладу трубку.

Выхожу на улицу, хватаю такси и мчусь в Измайлово. Это довольно далеко, но там хорошие условия - у каждого больного отдельная палата.

Представляю себе Евгению Матвеевну умирающей, с затуманенным сознанием. Узнает она меня, не узнает? Страшно мне. На цыпочках вхожу в палату, она видит меня и с улыбкой, радостно восклицает: «Танюша пришла!» И говорит, и говорит не умолкая. Темы в основном смыкаются вокруг интерната, куда они переехали с Михаилом Николаевичем лет десять назад. Какой замечательный там персонал, но медсестры почему-то все блондинки… Надо же такому быть… И публика приличная - коммунисты с большим стажем, ответственные товарищи, много пользы принесли своей стране. Но главное, что ее смешит, - это тамошние романы между стариками, теми самыми коммунистами, с ревностью, истериками, изменами: «Песок уже из них сыплется, а они все про любовь да про любовь…»

И мне сразу вспоминается Камю, его роман «Посторонний». Всюду все одинаково, что в алжирском городе Маренго, что в московском Люблино.

Я в потрясении - за всю нашу совместную жизнь с Жениными родителями я никогда не видела Евгению Матвеевну веселой. Она и улыбалась-то редко, и вообще не была особенно разговорчивой… Улыбался и шутил обычно Михаил Николаевич. Он умер от рака за пять лет до ее смерти. Беру ее руки в свои, спрашиваю: как все случилось, отпустила ли боль хоть сейчас?.. «Сейчас - неплохо, а как все случилось, и вспоминать неохота», - и все это говорится с той же улыбкой. Через какое-то время собираюсь домой, обещаю приезжать каждый день, спрашиваю: что привезти? Знаю, что она любит арахис, в Москве эти орехи почему-то называются «китайскими», и сливовый компот любит. Отказывается: «Ничего не надо, ничего не хочу».

Прощаюсь с ней и, успокоенная, иду к врачу. Говорю: «Я ее в таком радостном настроении никогда не видела, хотя мы достаточно лет прожили вместе». Врач смотрит на меня: «Это обычная послеинфарктная эйфория. - И спрашивает: - А вы вообще-то кем ей будете?» - «Я - жена ее сына, - отвечаю, - ее невестка». - «Тогда скажу вам честно: она после этого инфаркта не оправится. Я выпишу вам постоянный пропуск: сможете приходить в любое время».