Конечно, Мандельштам с предисловием Струве (100 рублей за том) или «Архипелаг ГУЛАГ» (150 рублей за том) добывались нами в иных местах, с величайшей предосторожностью, через самых проверенных людей, иначе загребли бы в тюрьму обоих - и продавца, и покупателя. Из «запрещенных» изданий я видела только один раз, как продавали на черном рынке двухтомничек «Доктора Живаго». Молодой хлыщ, с бледным порочным лицом, толкался среди покупателей, шепотом называя цену. От него шарахались, подозревая в нем кагэбэшного провокатора, наверняка он таким и являлся.

А Толя - нет, ни в какую не хочет ехать: «Не будем терять время, Таня, сейчас главное - получить тебе развод. Не тяни!»

Я не тянула, но как-то странно и безвольно текли мои дни в первые месяцы жизни на даче. Утром я уезжала в журнал, Толя сажал меня в электричку, было еще темно, возвращался домой и садился работать - он начал писать уже третью часть «Детей Арбата». Вечером он либо приезжал за мной на машине или встречал на станции, я готовила ужин, соображала что-то насчет обеда ему на следующий день, мы обсуждали новости, смотрели телевизор, читали, но все это шло как бы мимо моего сознания, будто я наблюдала со стороны чью-то постороннюю жизнь, не имеющую ко мне никакого отношения.

Ялтинская эйфория кончилась, там мы жили свободно и весело, отринув от себя все волнения и тревоги.

Скорее всего, то был конец октября, а может, и начало ноября, когда Толя ночью распахнул дверь в мою комнату, зажег свет, механически я взглянула на часы - было без десяти минут пять. «Таня, - сказал он, - вставай, одевайся, у нас пожар!»

Оказалось, загорелась электрическая грелка, с которой Толя уснул, приняв, как всегда снотворное. А от грелки начала тлеть простыня, от простыни - матрас на тахте, и Толя проснулся от того, что стало жарко ногам. Вытащил провод из штепселя, швырнул грелку на пол, плеснул на дыру в матрасе воду из стакана и снова улегся, не замечая, что внутри уже все тлеет.

В кабинете ничего не было видно из-за дыма, когда я туда кинулась. Схватила матрас, проволокла его по полу и выкинула с заднего крыльца в лес на траву. Чудом Толя не задохнулся, чудом не угорел, но кружилась голова. Уложила его у себя. «Посмотри, - сказал он, - в Медицинской энциклопедии, что нужно делать при отравлении угарным газом». Но я не знала, где найти энциклопедию. «В столовой на книжной полке, поищи там». Нашла. «Срочно вынести пострадавшего на свежий воздух», - так там было написано. «Никуда я не пойду, - сказал Толя, - лучше открой окно». Но я не знала, как открываются окна. Дом строился в начале пятидесятых годов, рамы двойные, внутренние - без ручек, летом их вынимали, осенью вставляли снова, забивая гвоздиками. «Принеси отвертку, - сказал Толя, - отверткой отодвинешь гвоздики и подцепишь раму». Но я не знала, где лежат отвертка, молоток, гвозди - ничего не знала. «В кабинете, возле левой батареи - полка, на полке ящичек специальный, там все лежит». Побежала искать. Толя зовет. Бегу к нему: «Толечка, плохо тебе?» - «Нет, но не надо открывать окно, мы простудимся, открой форточки и устрой сквозняк». Открыла. Побежала на кухню посмотреть - не вскипел ли чайник В энциклопедии написано: «Обложить пострадавшего грелками, предварительно напоив его крепким чаем или кофе». Заварила чай, к ногам положила грелку, к рукам наполненные горячей водой бутылки - грелка была всего одна. И пока Толя не заснул, сидела рядом, пугаясь, когда он вздрагивал во сне, кляла себя: как можно скатиться до такого идиотизма - ничего не знать, даже телефона, по которому вызывается «скорая помощь»?.. В семь утра звоню Евгении Самойловне, сообщаю ей новость о пожаре. Прошу позвонить Люсе Кренкель в восемь, сказать, что я не приду на работу, посплю немножко - с пяти часов на ногах. И дом, после того как я волокла тлеющий матрас к заднему крыльцу в соответствующем виде. И самое главное, как Толя будет себя чувствовать в течение дня.