- А как он тебе вообще?

- Умный, приветливый, но, мне показалось, растерянный: взяли власть и не знают, что с ней делать, как поднять экономику. Я сказал: надо возвращаться к нэпу. Банки, тяжелая промышленность, транспорт - в руках государства, все остальное - у частника. Нельзя терять время, введите нэп, пока рычаги у вас, иначе ваши противники вырвут их из ваших рук и затопчут вас, как стадо бизонов. (Нравится Рыбакову эта фраза, повторяет ее два раза.)

Вернемся домой, все запишем. Отзывы он оставил у себя. Я только Дудинцеву позвоню. Там «Белые одежды» лежат, Яковлев будет их читать. Я похвалил роман, сказал, что Дудинцев давал мне рукопись. Он промолчал, но записал фамилию.

Вернулись в Переделкино, Толя позвонил Дудинцеву, а я пошла в кабинет за диктофоном. В это время приехали Ира и Саша. Сели мы вокруг Толи, стали слушать его рассказ: «Мнение Яковлева - я отношусь к Сталину с предубеждением. Кое-что он даже подчеркнул на страницах рукописи карандашом. Я возразил. «Считаю, - сказал, - что моя заслуга как раз в том, что я написал Сталина объективно. Есть железная логика. Кому это было выгодно? Это было выгодно только Сталину: убийство Кирова помогло бы развязать террор в Ленинграде. Посмотрите процессы, в особенности допросы Ягоды, речи Вышинского, и вы убедитесь в том, что это было организовано сверху».

Следующее его возражение: в романе много сексуального. Молодежь только и думает о том, с кем бы переспать. Я улыбнулся. Он это заметил и сказал: «На этом я особенно не настаиваю, хотя, когда я был молодым, мы так не думали». Но он ушел в армию, когда ему было семнадцать с половиной лет, мальчишкой, по существу. Воевал в морской пехоте. Когда было думать о девочках?

Главное, повторил, это Киров. На этом он настаивает. Я пообещал ему еще раз прочитать рукопись, учесть все его замечания, сделать поправки, но сказал: в концепции романа я ничего менять не буду. Сталина надо разоблачить до конца. Поговорили об отзывах, которые я принес. Это не просто рецензии, настаивал я, это умонастроение интеллигенции. Интеллигенция не приемлет Сталина».

Мои уехали поздно.

- Толечка, - прошу его, - повтори мне еще раз, значит, Яковлев тебя обнадежил?

- Да, - отвечает, - обнадежил. И я ему верю.