Юрий Нагибин «Над пропастью во лжи»
— Якши, генацвале, хванчкара, зай гезунд, бакши!.. Откуда ни возьмись, в руках у главного старца оказался громадный венок из ирисов, он надел его Суржикову через плечо, будто победителю велосипедных гонок Мира. А другой старец увенчал его венком из красных благоуханных цветов, похожих на розы, но без шипов.
— Бакши, хачапури, бешбармак! — благодарил и кланялся Суржиков. Тут он приметил машину Болтуна и со всех ног кинулся к ней. Едва протиснувшись в дверцу в своем могучем венке, он крикнул загнанно: — Гони!
— Ты теперь не Суржиков, а Кватанихарамишама, — сообщил Болтун, выруливая на шоссе. — Божество первого круга, второго пояса, третьего разряда.
— Что ты несешь? — выпутываясь из венка, придушенным голосом сказал Суржиков.
— А разве ты не понял, что тебя обожествили?
— Этого только не хватало! А если на работе узнают?
— Повесят на Доску почета. Слушай, тебе здорово досталось?
— Чепуха! Ты куда едешь?
— В гостиницу.
— Мне надо в магазин электротоваров.
Там Суржиков выбрал самый дешевый электрический фонарик и, скорбя душой, расстался с двумя из десяти имеющихся долларов.
— Зачем тебе такое дерьмо? — удивился Болтун. — У нас в посольском магазине лучше и дешевле.
— Неохота всю ночь в очереди стоять, — огрызнулся Суржиков.
— Да, мой коллега крепко там подзастрял. Небось уцененные полотеры завезли. Слушай, Суржиков, я тебя к себе не приглашаю, у меня не убрано, но если хочешь, баночку сивуши захвачу.
Суржиков наотрез отказался: устал, хочет выспаться. А сивуши хлопнем завтра, на посошок. Похоже, Болтуна такой расклад вполне устроил.
Было около полуночи, когда Суржиков покинул гостиницу. Он спустился из окна своего номера, находившегося на третьем этаже, по шершавому стволу финиковой пальмы, прыгнув на него с подоконника. Вокруг — ни души. Спасенная им страна измученно спала в тихой безлунной ночи, припахивающей цедрой.
