Юрий Нагибин «Над пропастью во лжи»
Солдаты подняли Суржикова на руки и понесли к воротам.
— Кватанихарамишама!.. — пели, стонали, рыдали, ликовали они.
Ворота широко распахнулись. Вся охрана присоединилась к шествию, бросив базу на произвол судьбы. Откуда-то появились цветы. Солдаты обрывали лепестки роз, ирисов, лилий, орхидей и осыпали Суржикова. Его доставили в гостиницу. Суржиков благословил с крыльца коленопреклоненное воинство и пошел спать.
Болтун явился вовремя:
— Говорят, ты хотел взорвать военную базу?
— Что за бред? — пробормотал Суржиков.
— Люди вообще много болтают, — покладисто сказал Болтун. — Ты сейчас самый популярный человек в Голодандии. Оставайся. Будешь жить как бог. В тебя влюбилась Священная корова.
— Хватит трепаться!
— Честное пионерское! Голодандцы называют тебя мужем Священной коровы.
— Я женат. И никогда не брошу свою жену.
— Вольному воля. Я бы на твоем месте хорошенько подумал. В посольстве хотели устроить прием в твою честь, но оказалось, что у тебя ни госпремии, ни звания, ни чина. Решили отложить до Праздника неурожая. Ждут Олега Петровича, тогда и устроят. Ты завтракал?
— Нет.
— Ну и хорошо. Позавтракаешь в самолете. Они берут еду отсюда. Рыбка копченая — язык проглотишь. Сивуши примем?
Но Суржикову предстояла маленькая операция, требующая ясной головы, он отказался.
— Ладно. Я тоже с утра не любитель. Николай Иваныч просил тебе кланяться. Его очередь уже на подходе.
— А я думал, это ты Николай Иваныч.
— Я — тоже. Мы все Николай иванычи. А повыше рангом — михал михалычи. Тронулись…
В аэропорту Суржиков осуществил задуманное еще в день приезда. Он попросил дать ему фисташковое сари, стоившее девять долларов, а заплатить за него хотел тем, что у него осталось от покупки фонарика.