Машина мчалась по Ярославскому шоссе в направлении Москвы. На заднем сиденье развалились Миша, Генка и Слава. Свиридов и моряк остались у Терентьевой, а ребят отправили, потому что они торопились в школу на торжественное заседание, посвященное пятилетию Красной Армии.
Генка откинулся на мягкую спинку и сказал:
— Люблю на легковых машинах ездить!
— Привычка, — заметил Миша.
— Все ж таки он вредный старикашка, — снова сказал Генка.
— Кто?
— Поликарп Терентьев.
— Почему?
— Не мог в тайник немного наличными подбросить…
— Вот-вот, — засмеялся Миша, — ты еще о нитках поговори…
— При чем тут нитки! Думаешь, я тогда не знал, что у них в складе оружие? Отлично знал. Только я нарочно о нитках говорил… для конспирации. Честное слово, для конспирации. А про Никитского я сразу понял, что это шпион. Вот увидите: в конце концов он признается, что взорвал «Императрицу Марию».
— А здорово, — сказал Миша, — Никитский еще в Пушкине прятался, а Свиридов уже все знал, так что все равно бы он на границе попался.
— Миша, — сказал Слава, — а письмо?
— Ах да! — спохватился Миша.
Он вынул из кармана письмо, которое только что вручил им Свиридов. На конверте крупным, четким почерком было написано: «Михаилу Полякову и Геннадию Петрову. Лично».