Фёдор Раззаков «Звёздные трагедии»
Короче, суть претензий Фадеева его коллеги свели к банальному - что с алкоголика возьмешь? В итоге его послание оказалось гласом вопиющего в пустыне.
Между тем подобная позиция трех подписантов письма в ЦК по отношению к Фадееву вполне логична. Все они давно уже «имели зуб» на него. Сурков еще со времен разгона РАПП в начале 30-х, Тихонов и Симонов чуть позже - с 40-х. Особенно сильной была неприязнь к Фадееву у Симонова (впрочем, она была взаимной).
Вспоминает К. Зелинский: «Только об одном человеке он говорил с возмущением, с презрением и почти с ненавистью - о Симонове.
- Нет, ты понимаешь, что было. В прошлом году (разговор происходил в июне 1954-го. - Ф. Р.) осенью я вынужден был вот так зайти к нему, как к тебе. Я шел из «шалмана» и, переходя речку, свалился, измок весь и зашел к Симонову, чтобы обсушиться и прийти в себя, прежде чем вернуться домой… Он велел сторожу передать, что «занят срочной работой». А ведь я Фадеев. И симоновский сторож повел меня к себе, раздел, уложил на кровать, помыл меня.
Рассказывая обо всем этом, Фадеев, не стесняясь присутствовавших при этом четырех людей - Бубеннова с женой, Васильева и Смирнова, - плакал, утирая слезы грязным носовым платком, каким вытирал руки, которые мыл в ручье, когда жил в лесу.
- Симонов - однодневка. Это не художник. В конце концов, это карьерист высокого масштаба, хотя я и признаю, что он очень способный человек.
- Так тебе и надо, - говорили Фадееву Бубеннов и Васильев. - Ты сам его породил. Вот теперь и пожинай то, что посеял.
- Да, верно. Так мне и надо. Но я думал, что он человек, и человек идеи. Ничего настоящего, человеческого в нем нет. Человек, который может обращаться со своим сердцем, как с водопроводным краном, который можно отпускать и перекрывать, - это уже не человек…»
Фадеев планировал с января 1954 года начать публиковать первые главы романа «Черная металлургия» в одном из толстых журналов, а к концу года окончательно его завершить. Но его планам не суждено было осуществиться - роман так и не увидел свет, оставшись незавершенным. И тот год Фадееву запомнился совсем другим.