Его мрачные мысли были прерваны коротким замечанием Полякова:
— Из ста пятидесяти машин в среднем работало только сто двадцать.
— Новые машины не стояли бы.
Этот ответ означал: «Надо не возиться со старым барахлом, а добиваться новых машин».
— Машины слишком долго стоят под погрузкой и разгрузкой, — продолжал Поляков.
Что мог возразить Леонид Иванович? Разве Поляков сам не понимает? Машины работают в городе, на коротких расстояниях, вот и стоят много времени под погрузкой и разгрузкой.
Но напоминать об этом Леонид Иванович счел бесполезным. Только заметил:
— Зато обратите внимание, Михаил Григорьевич: семьдесят два процента с грузом. Это же неслыханно на городской работе!
Поляков отложил в сторону карандаш и посмотрел на Попова.
— Вы видите семьдесят два процента груженого пробега, а я вижу двадцать восемь процентов порожнего. Отчет — это не мармеладка, а пилюля: чем она горше, тем лучше действует.
Он встал, собрал со стола испещренные заметками ведомости, протянул их Попову.
— Берите. Послезавтра на производственном совещании доложите весь материал. Покажите каждому, сколько убытку приносит его плохая работа.
Леонид Иванович, расстроенный, вернулся в контору. Начальник эксплуатации Степанов кивнул на дверь кабинета:
— Один?
В ответ Леонид Иванович буркнул:
— Иди.
— Будет концерт, — сказал Степанов, поднимаясь и подбирая бумаги.
— Что такое?
— Тракторсбыт шесть машин прогнал порожняком!
Тревога Степанова оказалась напрасной.
Поляков молча прочел докладную записку шоферов, а утверждая разнарядку, красным карандашом вычеркнул Тракторсбыт. Не давать машин!