— Это дело, — обрадованно засуетился Потапов, вставая и освобождая место. — Писанина для меня — гроб, глаза ничего не видят… Вот и ладно… Ты садись.
— Нет, здесь мне неудобно, и табурет грязный. Сейчас я устрою.
Она произвела сложные маневры с пачками новых капотов, на которые, поджав ноги, и уселась. Теперь через окно ей были хорошо видны двор, въездные ворота и проходная будка.
— Так мне светлей, — объяснила она.
— Ну, ну, сиди, как тебе удобней. — Потапов снова надел очки и наклонился к столу. — Предложения по порядочку запишем, а в этой графе я объясню, можно ли это сделать и сколько будет стоить. А тут оставь свободное место: потом, как выполним, отметим.
— Это что? — разглядывая ведомость, воскликнула Нюра. — Платонов рационализацией занимается?
— Да, моторчик на компрессоре два киловатта, а нужно один, зря электроэнергию расходуем.
— Подумаешь! — презрительно сказала Нюра, но позавидовала Платонову: баллонщик, мальчишка, а додумался!
Она вписала Платонова в ведомость и сказала:
— Кто у нас сто тысяч наездил? Один Демин?
— Почему только Демин? Гляди сюда: вчера сто тысяч закончили и Абрамцев, и Никуличев, в этом месяце закончат еще двенадцать шоферов.
— У них машины хорошие, — грустно проговорила Нюра, посматривая больше на ворота, чем в ведомость, — а попадется такой «колдун»…
— Чего ты на него жалуешься? Моторчик на нем хороший, ходовая часть в порядке — только езди, радуйся.
Нюра оторвала свой взор от проходной будки и с интересом посмотрела на Потапова:
— И на «колдуне» можно сто тысяч наездить?