Анатолий Рыбаков   «Водители»

— Это верно, — сказал Поляков, вытираясь мохнатым полотенцем, — надо украшать жизнь!

— Ну и сложение у тебя, брат! — сказал Сергеев. — Илья Муромец, честное слово!

Поляков засмеялся:

— Тебе силенки тоже не занимать, недаром твоя старуха в оба за тобой смотрит.

— Это верно, — согласился Сергеев, — обижаться не могу. Порода такая: до ста лет живем, дед мой в восемьдесят женился. Только росточком бог обидел.

— Мал золотник…

— Я не о том. У тебя сила красивая, а у меня она какая-то куцая, черт ее разберет. Да ведь, конечно, — он вздохнул, — молодость. Тебе сколько? Сорок есть?

— Около того.

— Вот видишь! А мне уже шестой десяток на исходе.

Из предбанника они вышли в сад. Сквозь листву пробивались золотые лучи заходящего солнца, отбрасывая на дорожки длинные тени деревьев, кустов, высоких деревянных колышков на помидорных грядах. Смородина крохотными зелеными бутончиками уже пошла в ягоду, и ее сладковатый аромат мешался с запахом травы, первых цветов, распускающихся яблонь. Сад сиял всеми оттенками зеленого цвета, от салатного до темного. Поляков вдыхал воздух, казавшийся после бани холодноватым. Хорошо, черт побери! Вспомнилось давно позабытое ощущение отдыха где-нибудь в Сочи или в Крыму. Море с тихим рокотом набегает на каменистый берег, в синей дали белеет дымок парохода, бронзовые юноши и девушки прыгают в воду с вышки, распластав в воздухе тонкие руки. Хочется подставить солнцу спину и лежать, наслаждаясь правом ни о чем не думать.

Обычно Сергеевы обедали в просторной кухне, но сегодня, по случаю гостя, в «зале» накрыли огромный стол под тяжелой, свисающей до пола скатертью. Обстановку этой комнаты, низкой и полутемной, дополнял диван с высокой спинкой, увенчанной деревянной полочкой, где по ранжиру стояли белые слоны. Потускневшая рама большого зеркала была скрыта темно-зелеными листьями фикусов, стоявших в больших деревянных кадушках.