Анатолий Рыбаков   «Водители»

— Просил, а машин нет. — Сергеев упрямо тряхнул головой. — Утречком позавтракаем, и поедешь.

— Это уже безобразие!

— Безобразие, а ехать не на чем. Не сгорит там без тебя. Ты что? Старика хочешь обидеть! Эх, Мишка, ведь ты мой воспитанник, чувствовать должен! Хоть ты и крепко шагаешь, а помни! Шагаешь — а помни!

— Куда это я шагаю? — Поляков усмехнулся.

— Правильно, пусть все видят, какие из нашей братии люди получаются. Вот что ты мне объясни. Что это я хотел спросить? Да… Почему у нас День автомобилиста не празднуют?

— Какой это день?

— Есть День авиации, День железнодорожника, День шахтера, а Дня автомобилиста нету, почему?

— Кто его знает… Профессий в Союзе много! Если каждую праздновать, календаря не хватит.

— Вот и не знаешь, — Сергеев улыбнулся, — не знаешь ты, милый человек, а я знаю.

— Почему же?

— А потому, что если для нас специальный праздник объявить, так мы всю водку выпьем, понял? Здоров наш брат пить! А почему, спрашивается? Работа такая. Он тебе и в холод, и в дождь, и в снег.

— Не так уж много шофер пьет, — возразил Поляков. — Все это больше разговоры.

— Да, конечно, — не стал спорить Сергеев.

Он встал, включил приемник.

— Люблю, — сказал Сергеев. Густым, низким басом, еще больше картавя, подтянул:

Вот мчится тройка удалая…

Вдоль по дороге столбовой…

Он замолчал, голова его упала на грудь. Песня стонала и жаловалась:

Теперь я горький сиротина…