Всю остроту удара Максимов ощутил не в кабинете директора и даже не тогда, когда увидел свой автобус, медленно переваливающий через бревенчатую выпуклость на выезде из ворот, — кто-то другой уже поехал на линию, — а когда подошел к «колдуну».
Самая древняя в гараже, эта машина, как значилось в паспорте, была выпущена с автозавода в 1934 году. Но с того времени на ней сохранилась только рама. Остальные агрегаты уже несколько раз заменялись. Еще до войны в аварии была разбита ее кабина. Новой в запасе не оказалось, и взамен поставили кабину от списанной машины другой марки. Узкая кабина рядом с высоким кузовом, наращенным для перевозки легковесных грузов, придавала машине необычную и смешную форму. Какой-то гаражный острослов назвал ее «колдуном»: сколько, мол, ни колдуй над ней, все равно не заведешь. Ее использовали для перевозки хозяйственных грузов, стажировки курсантов, вывозки мусора и снега. На ней работали только молодые водители. И сейчас сменщицей Максимова оказалась Нюра Воробьева, миловидная девушка в рабочей куртке, из кармана которой торчали концы почерневшей ветоши. Она стояла у машины, перебирая разложенный на подножке инструмент. Рядом переминался с ноги на ногу механик Потапов.
— Петру Андреевичу! Прошу, не отходя от кассы. — Нюра протянула руку к инструменту, приглашая этим жестом проверить его.
Максимов мельком взглянул на подножку.
— Ладно, собирай.
— Есть собрать! — Она сложила инструмент в клеенчатую сумку с множеством карманчиков для разных ключей.
— Пробовать будешь? — спросил Потапов.
— Чего тут пробовать! Нюра, будь другом, сходи за путевкой.
Нюра удивленно посмотрела на него: