Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

У стены, тяжело охая, зашевелился первый шулер. По его рассеченному лбу стекала струйка крови.

- Чтобы больше я вас здесь не видел, халоймызники, - произнес хозяин, брезгливо дернув седыми бровками…

***

В маленькой комнате было совсем темно - настольную лампу они выключили. И над ухом Давида, чуть слышно, успокоительно шелестел во тьме голос Норы - то есть не Норы, а Лены, но он знал, что для него она насовсем останется Норой…

И море, и Гомер - все движется любовью.

Кого же слушать мне?

И вот Гомер молчит, И море Черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью…

- Чье это? - прошептал Давид. .

- Мандельштам… Был такой поэт.

- А-а… Ты стихи вообще любишь.

- Да… Особенно пушкинской поры. И те, которые были потом… У меня от мамы осталось несколько книжек, она собирала… Ходасевич, Ахматова, Софья Парнок… А до войны я покупала серию издательства «Academia».

Нора приподнялась на локте, внимательно и серьезно рассматривала лицо Давида. Затягиваясь папиросой, он увидел, как блеснули ее зеленые глаза. Она прикоснулась пальцем к его носу. Гоцман потянулся к тумбочке за бутылкой, разлил по рюмкам остатки коньяка.

- Тебя сильно били?..

- Где? - Он сперва не понял ее вопроса, потом усмехнулся: - А-а… Та не… не сильно. Попугали просто. Думали, шо я закричу: «Ой, только ж не бейте, я все скажу…»