Юлиан Семенов «Тайна Кутузовского проспекта»
- Я любому человеку рад, мил-душа, живу бобылем, милости прошу в зало…
У Костенко стало тепло на сердце; «зало» было комнатой метров шестнадцати, вдоль стен стеллажи с газетами, журналами и книгами, уютный абажур, такой у бабульки был, только у нее белый, а у этого - красный; спаленка крохотная, метров шесть, зато кухня с русской печкой - настоящая, просторная, впрочем, Костенко отметил, что ему мешало здесь что-то, потом понял - холодильник; чужероден.
Генерал словно бы понял его:
- Погреб отменен, мил-душа, но я дважды сверзился, еле отлежался, пришлось изнасиловать российскую первозданность атрибутом антиэкологической цивилизации… Увы, молочко из погреба несравнимо с тем, что хранится в холодильнике, но годы вносят свои коррективы… Чайку с дорожки? Хлебушка с салом?
- Ни от чайку, ни от хлеба с салом не откажусь, товарищ генерал…
- Мое имя-отчество легко запоминаемо, мил-душа… Я Иван Иванович… А вы?
- Владислав Романович.
- Красивое созвучие. Очень раскатистое, какое-то театральное… Присаживайтесь, сейчас накормлю… С чем пожаловали?
- Я по поводу Зои Фёдоровой…
- Кто это?
- Актриса, которую убили восемь лет назад…
- Погодите, погодите, я ее реабилитировал бы… Так?
- Именно… Я думал, вы ее сразу вспомните…
- Через меня прошли десятки тысяч людей, Владислав Романович… Я и Сергея Королева дело закрывал, и Туполева, и детей Микояна, и Тату Окуневскую реабилитировал, жену моего фронтового друга Бориса Горбатова, и Павла Васильева, гениального сибирского поэта… Пильняка, Бабеля, Тухачевского, Мандельштама, Мейерхольда, Вознесенского, Михоэлса - разве всех в памяти удержишь?! Видимо, ее дело было легким, в других-то приходилось разбираться, мил-душа… Таких показаний навыбивали, стольких свидетелей выставили… Липа?
