Юлиан Семенов «Тайна Кутузовского проспекта»
- Было. Еще в восемьдесят втором, когда меня перевели сюда… А до этого я работал в КГБ, слыхал о деле Фёдоровой, вашу фамилию знаю отменно… Если хотите перемолвиться парой слов - милости прошу, пропуск выпишут без свинской волокиты… Фамилию мою запомнили?
… Костенко решил было поехать на Петровку - новость с капитаном Строиловым его ошарашила, но потом сел в холле на диванчике возле рахитичной пальмы; три кресла, две пепельницы; странно, сейчас надвигается новая кампания - на этот раз против курения; неужели начальство не понимает, что любой запрет рождает постепенный, но грозный протест миллионов?
Запретили водку - взвинтилась наркомания, самогон повсеместен, теперь ввели карточки на сахар…
Запретят курево - еще страшнее станет наркомания, спекуляция будет черной, хоть все внутренние войска против этого дела брось.
Разрешение - к добру, запрет - к гибели. Какой плод сладок-то? В том и штука, что запретный, это тебе не «Краткий курс», это - Библия.
Сколько ж времени он там просидит у Назаряна, подумал Костенко об особисте Ромашове; наверняка сейчас к Назаряну потянутся люди с папками…
Действительно, через пару минут запыхавшись прибежали два сотрудника с папками под грифом, потом женщина, затем генерал с кожаным портфелем.
… Ромашов вышел через полтора часа; не удивился тому, что Костенко ждал его, кивнул:
- Пошли ко мне. Отвечу, что помню.
Костенко достал фоторобот, показал Ромашову.
- Этого человека не встречали?
- Нет, - ответил Ромашов.
- Твердо?
- Абсолютно.
- Фамилии следователей Фёдоровой запамятовали?
- Один умер. Либачев, сдается мне. А Бакаренко, по-моему, жив, работал в ВОХРе Академии наук, но вроде бы оттуда погнали - спивается.