Юлиан Семенов «Тайна Кутузовского проспекта»
Костенко включил газ, вымыл сковородку, порезал тоненько плавленые сырки, положил их в расплавившееся масло (какой-то неестественный белый цвет, раньше было желтое, да и теперь на базаре бабы желтое продают, сбитень, только стоит дорого), отодвинул письма, нераспечатанные еще конверты, блокноты слетящими Митькиными записями и накрыл стол:
- Митяй, жду!
Тот пришел через пять минут, разлил по рюмкам, кивнул на маленькое поляроидное фото длинноносой голубоглазой женщины в очках:
- Давай за нее… Татьяна… Чудо… Единственная - после Нади, - кого я любил… Люблю…
- Расстались?
- Да…
- Твердо?
- Не от меня зависит… «Старость - это большое кораблекрушение…» Знаешь, чьи слова?
- Нет.
- Де Голля… Сказал моему партнеру по бизнесу Алексу Масковичу, тот у него начальником разведки Северного фронта был…
- Давай за светлую память Левушки Кочаряна жахнем, Митяй…
- Мы ж пили…
- Он заслуживает того, чтобы повторить, штучный был человек…
Жахнули; прошло медленно, с теплом; Костенко подошел к плите, разбил яйца, «сейчас сказочной яичней угощу; по-прежнему сам кормишься, бедолага; смотри, в старости надо режим блюсти, откроется язва - не встанешь».
- «Жизнь моя, иль ты приснилась мне». За одну такую строку поэт обречен на бессмертие… Костенко поставил сковородку на стол:
- Давай с пылу, с жару… Вкусней, небось, чем если по тарелкам раскладывать…
